Оксана
Сереброва

Я любила петь с самого детства. Придумывать композиции, аранжировать и петь — вот это были мои страсти. Даже несмотря на то, что я училась на фортепианном отделении, я ходила на хор и бегала к вокалистам — мне было интересно послушать, даже брала какие-то уроки. Но поступила в консерваторию на композицию, потому что все мои стремления все-таки были туда.

Первый композиторский опыт был ещё в школе, но он, я бы сказала, был эпизодического плана. Потом продолжила уже в колледже, с Лидией Валентиновной Янковской. Она организовала творческий кружок, куда ходили пианисты и инструменталисты. На кружке мы много слушали — Лидия Валентиновна давала такую музыку, которую не охватывает программа колледжа. Мы делали рецензии, выступали с программами. Можно сказать, что первые зачатки отношений «композитор-исполнитель» зародились в колледже, потому что когда я писала что-то, я сразу же шла искать исполнителей. Поэтому, когда я пришла поступать в консерваторию, то я не просто принесла стопку нот, я нашла себе скрипача, вокалистку из таких же абитуриентов и попросила сыграть мои произведения для комиссии. Это была школа Лидии Валентиновны.

кружкимузыкакружкимузыка

После колледжа я попыталась поступить в консерваторию на фортепианное отделение. Конкурс был безумный — 12-15 человек на место. Когда вывесили списки и я поняла, что не поступила, собралась уходить, но преподаватель композиторского отделения Юрий Павлович Юкечев завёл меня в класс и сказал: «Поиграй что-нибудь из своего». Он меня послушал, потёр руки и сказал: «В этом что-то есть», надавал мне кучу телефонов и сказал приезжать поступать к нему на следующий год. И действительно: через год я подготовилась, приехала и поступила уже удивительно легко.

В классе у Юкечева всегда царила свобода — он никогда не сужал рамки того, что я делаю. Он позволял всё, но при этом всегда просто комментировал, направлял: что-то послушать, что-то посмотреть. И я действительно очень много слушала. Но каких-то конкретных методик не было. Я даже сама не понимаю, как я у него выросла. Он ничего никогда не критиковал, а при удобном случае всегда ставил в какой-нибудь концерт. И это и была главная школа: когда ты послушаешь себя со стороны, да ещё и в хорошем исполнении — сразу замечаешь все недочёты.

Во время моей учебы в консерватории Юрий Павлович возглавлял самодеятельный хоровой коллектив педагогов в гимназии №10 и предложил мне присоединиться. Так началась моя длинная хоровая история. Для этого ансамбля я и аранжировала, и чуть позже сочиняла. Это была моя первая школа, в которой я работала. После консерватории отойти от неё уже не смогла, потому что в этой же школе у меня появился ансамбль девочек, а позднее меня пригласили работать в Православную гимназию им. Святых Кирилла и Мефодия. Вот так я дошла до сегодняшнего дня, пройдя все эти этапы. У меня нет хорового образования, но я много общалась с профессионалами высокого уровня и очень многому у них научилась, и продолжаю постепенно учиться.

Сначала я просто сама пыталась что-то делать — занималась самообразованием. Потом я начала выходить в свет со своими аранжировками. Всё, что поёт мой хор, — это все мои аранжировки. С этого и началось общение с хоровиками: «Напиши для нас, аранжируй для нас». А поскольку я успела достаточно изучить детский хор, то у меня это хорошо получалось. Вот так мы и сотрудничали: я училась у них, они просили у меня.

Мне интересно слушать какие-то новые интонации, краски. Я анализирую, иногда просто слушаю творчество современных хоровых композиторов, пытаюсь понять. Я понимаю, что в некотором смысле хоровое творчество — оно несколько консервативное. Оно должно быть устойчиво, и тонально, и ладово, потому что это дыхание. И меня всегда поражают такие вещи, когда композитор начинает искать какие-то сочетания или тембры, и вот это соединение новое, когда я начинаю анализировать, я понимаю, насколько это просто сделано. Вот это меня всегда поражает.

«А
работаете-то
вы где?»

Через несколько лет после окончания консерватории я поняла, что в нашей стране нет такой профессии, как композитор, потому что у нас нет рынка — ничего не работает, структуры нет. Может быть, где-то в Москве есть, у нас — нет. Кто что поймает, тот то и делает. По прошествии времени, когда начинают работать твоё имя, связи — вот тогда может быть действительно начинаются какие-то реальные вещи.

Поначалу это всё работа в стол. У меня было очень много написанной музыки, которая просто лежала. Все очень стихийно, поэтому что тут скажешь... И был такой случай, когда у меня спросили: «А вы где работаете?» Я говорю: «Я композитор». — «А работаете-то вы где?». Вот и всё.

Я никогда не ставила перед собой каких-то супер-задач, не задавала какие-то безумные мировые уровни. Мне этого никогда не хотелось. Мне всегда хотелось заниматься тем, чего я хочу сегодня и не тратить сил на какие-то эфирные идеи. Приходило время, была задача, и я её решала.